31 марта 2016 года.
- Игорь, мы начали подготовку к 60-летию студии. (Это будет 7 августа 2017 года). Решили – пусть ветераны напишут воспоминания.
Это была внешняя причина. Две причины сошлись, и я приступаю.
ГЛАВА 1. Диктор Новосибирской студии телевидения.
Я диктор Новосибирской студии телевидения в 1973 году
Сейчас уже мало кто знает, что существовала такая профессия – диктор телевидения. Диктор ТВ это обязательно - импозантная внешность, красивый голос, безупречная дикция, артистизм, высшее образование и – бешеная популярность у зрителей. Они -дикторы - были любимы, обожаемы больше звезд советского кино и эстрады, потому что появлялись на экране чаще - каждый день – да еще у всех дома. И они были ближе, чем актеры и певцы - до них (до экрана) можно было дотянуться рукой, они говорили именно тебе, смотрели именно в твои в глаза, здороваясь и прощаясь, рассказывая о погоде, читая новости, беседуя с гостями в студии. Если дикторы появлялись на улице – за ними следовала толпа. О них слагали легенды и небылицы, распускали слухи. Им присылали любовные письма, фотографии – их же фото с экрана. (Я сам в пятом классе, когда занимался в фотокружке, снял фото Галины Целищевой с экрана и послал ей. Разве мог я тогда предположить, что эта Телебогиня станет меня учить дикторскому делу?) Этой популярности способствовало еще и отсутствие телевизионной конкуренции. Ведь до 1972 года новосибирцы знали всего одну программу, одну кнопку – включить, выключить. (В 1972 году появился второй московский канал. На нем наша студия тоже выходила в эфир). Программы Новосибирской студии телевидения, как и местные программы других областных центров Советского Союза, не имели конкурентов. Их просто не было по техническим причинам. Не было возможности в то время вести вещание еще и на других частотах. Не то, что сейчас – 60, 100, 200 каналов. В советское время было так - одна партия, один канал. Но как же была замечательна для местных телевизионных творцов эта телевизионная диктатура. Ни одна передача не проходила мимо зрителя. Просмотр был 100 процентов – среди тех, кто находился у телека.
Чем именно занимались дикторы. Вещание начиналось в 18 часов. (Не как сейчас круглосуточно). В кадре появлялся диктор, рассказывал о программе на вечер, объявлял, кто из инженеров телецентра сегодня дежурит – Ирина Новикова, Нина Соловьева, или Маргарита Чубукина. Это было обязательным. Зритель должен знать, какому инженеру предъявлять претензии за технические неполадки. Затем предлагалось посмотреть телепередачу. Непременно называлась редакция, которая ее подготовила. Редакций в то время было множество (не одни новости, как сейчас): редакция промышленности, редакция науки, редакция пропаганды, редакция сельского хозяйства, редакция литературно-драматических программ, молодежная редакция, редакция передач для детей и юношества, музыкальная редакция, редакция новостей. После передачи обязательно читался поминальник. Например, такой:
- Передача подготовлена редакцией программ для детей и юношества.
Автор сценария – Валентина Минухина
Режиссер – Людмила Яровенко
Звукорежиссер – Олег Краснов
Телевизионные операторы – Валерий Халин, Сергей Павлов, Станислав Герасимов
Художник – Владимир Кириленко
Помощник режиссера – Валентина Катаева
Редактор – Валентина Новикова
И так после каждой передачи. Поэтому имена работников Новосибирской студии телевидения были известнейшими именами в городе.
В конце вещания – около 12 часов ночи – диктор читал программу передач на завтра, сводку погоды и прощался. Это называлось – дежурить на программе. Помимо этого дикторы читали новости, а также беседовали с гостями в студии - например, разговаривали с писателями, врачами, учеными и т.д. Вели программы с большим количеством участников и вне студии - из заводских цехов, театров, Домов культуры. И все это делалось в прямом эфире – ведь видеозаписи в то время еще не было. Вообще почти всю работу в кадре выполняли дикторы. Да и закадровый текст приглашали читать только дикторов. Так государство контролировало качество русского языка. Дикторы были носителями грамотной, нормативной, литературной речи. Только во времена горбачевской перестройки дикторов в кадре потеснили журналисты – и с экрана стали картавить и шепелявить, неправильно ставить ударения, употреблять просторечную лексику.
Стать диктором – такая мысль меня никогда не посещала. Стоял сентябрь 1971 года. Мне было 20 лет. Я учился на 4 курсе отделения языкознания гуманитарного факультета Новосибирского государственного университета в Академгородке. Только что вернулся из Казахстана, где летом со своим студенческим другом Владимиром Рудаком рыл шестиметровые шурфы. Эта летняя подработка подразумевала, что буду искать заработок и зимой. Для студента дневного отделения самой подходящей была работа ночного сторожа. Многие мои однокурсники сторожили по ночам – в магазине, на складе, в школе, детском саду. И я стал искать работу сторожа. И вдруг по телевизору слышу объявление – студия телевидения объявляет конкурс на замещение вакантной должности диктора. Для участия в конкурсе приглашаются лица с высшим образованием до (кажется было возрастное ограничение до 30 лет, но точно не помню).
Камнепад в степи! Гроза зимой! Лет десять, это точно - никого не принимали в дикторы по конкурсу. Галина Целищева, Елена Батурина, Борис Барышников – это было закрытое общество. В городе вообще была непонятка – как попадают в это элитное подразделение, в этот «телевизионный отряд космонавтов». И вот – нате – приходите, пробуйте. Был назначен день просмотра – в первые дни октября. Но вначале нужно приехать на студию – подать заявку.
К черту ночного сторожа! Я смогу стать диктором! Подумаешь, читать по бумажке! Я играл в студенческом театре! Исполнял главную роль в спектакле «Смешные жеманницы» по пьесе Мольера! Мы играли в Доме культуры «Юность» в Академгородке! Огромный зал был полон! А тут сидишь один, чего-то там объявляешь… Да, но у меня нет высшего образования. Я еще не закончил вуз. Нужно это прояснить – могу я участвовать или нет? Звоню на студию. Отвечает женский голос. Говорю – так, мол, и так, я еще на четвертом курсе. «Это не страшно, - говорит женский голос, - четвертый курс допускается до просмотра, приходите». И вот – зеленое на желтом. Это я, зеленый юнец, иду на фоне желтых листьев сентября подавать заявку на участие в конкурсе. Миную проходную – и первым кого я вижу – ничего себе! - Борис Барышников! Справа от крыльца студии копается в багажнике своего жигуленка.
(Для справки. Барышников был единственным человеком на студии в семидесятых годах, у которого была машина. Нет, не огромная зарплата диктора позволила ему купить машину – он с женой, как и студенты, тоже подрабатывал, и тоже по ночам. Печатал ночью большого формата фотографии рекламного характера – для Центрального универмага, для магазина «Синтетика» и т.д. Да, да, вы не поверите, но в то время тоже была реклама. Правда, кроме Барышникова и его жены, я больше ни про каких рекламщиков не слышал. Видимо, они «закрывали» все рекламные потребности города, так как конкуренции среди производственных, торговых, развлекательных предприятий не было – все кругом было государственное и в рекламе не нуждалось. Жена находила заказы, делала снимки, а муж их печатал. Как уже упоминал, в школьные годы я занимался в фотокружке – поэтому разбирался в этом деле. Но мне было не понятно, как Барышников мог печатать снимки большого размера – например, в формате витрины ЦУМа. В этом огромном размере таился его маленький секрет…Большие фото – большие деньги. Борис Данилович любил щегольнуть – достать из пиджака толстую пачку 25-рублевок – как бы невзначай. Коллекционировал старинное оружие и даже… людей. Делал фотопортреты популярнейших актеров театра и кино Москвы и Ленинграда, когда они приезжали в Новосибирск с театрами на гастроли и всегда посещали студию телевидения – как правило, это было летом. Развешивал эти портреты у себя дома на стенах. Приглашал актеров в гости, и они на портретах ставили автографы. Юрий Яковлев, Василий Лановой, Михаил Ульянов, Станислав Любшин, звезды югославской эстрады, популярные в Советском Союзе - Людмила Караклаич, Джорджи Марьянович. Список можно было составить внушительный. …Большие деньги, вечеринки со знаменитостями не превратили Бориса Даниловича в «надутого индюка», а такое, как известно, бывает – нет, он был приятным в общении человеком. Со мной, начинающим – всегда на равных. Любил посмеяться, пошутить. Иногда вел себя, как ребенок – особенно когда смотрел мультики. Думаю, что и к звездам кино и эстрады он тянулся точно так же, как дети тянутся к дорогим и ярким игрушкам).
Мою заявку на участие в конкурсе принял сам главный режиссер студии – Давид Карлович Гюнтер. Мы сидели с ним в буфете на первом этаже – там сейчас барная студия. Буфет уже был закрыт, мы были одни. Давид Карлович о чем-то меня спрашивал. Вдруг стремительно заходит человек. Подходит к окну, секунду смотрит во двор. Затем резко оборачивается и начинает разглядывать мою персону. С ног до головы. «Наверно, оператор, - подумал я, - раз так внимательно осматривает меня». И ошибся. Это был директор студии телевидения Глеб Никодимович Шляк. Но об этом я узнал позднее, когда уже начал работать. Через много лет я догадался, что произошло. Видимо, когда мы шли в буфет, главный режиссер успел кому-то из помрежей шепнуть, чтобы вызвали Шляка – глянуть на подходящую кандидатуру. Иначе, зачем бы ему было спускаться со второго этажа в буфет, который к этому времени уже был закрыт? Директор ни о чем меня не спросил, поразглядывал, и удалился. Давид Карлович зарегистрировал меня как одного из многочисленных соискателей телевизионной славы, сказал, когда и во сколько приходить на конкурс. Когда я вышел на крыльцо, Барышников все также копался в багажнике машины. Мелькнула мысль: «Скоро я здесь буду работать! Рядом с ним!»
Почему-то я не сомневался, что буду победителем, и что выберут именно меня. Такая уверенность была последней в моей жизни. Впоследствии мне, конечно же, приходилось участвовать во всевозможных конкурсах, но никогда я не был уверен в победе, всегда сомневался. А тут – олимпийское спокойствие. Я ж артист! Поэтому – главный претендент! Про меня преподаватель философии Наиль Хохлов, когда на лекции делился впечатлениями об увиденном вчера спектакле нашего студенческого театра, сказал:
- Ну, а Муренко – это вообще талант». Чего ж мне сомневаться? – выберут талант.
И вот наступил день конкурса. Двор студии оказался запружен молодежью. Никогда – до и после – я не видел в одном месте такого количества красивых девушек. Захожу в дверь. В вестибюле первого этажа – как в «часы пик» в московском метро – не протиснуться. Все забито моими конкурентами. Справа, из коридора появляется помреж с рацией и объявляет, что нас будут вызывать по фамилии – приглашать по одному на беседу в малую студию. (Потом я узнал, что это была Вера Ноговицына. Позже она стала режиссером. Работала в новостях… После распада СССР уехала на житье в Германию). Один из парней мне говорит: «Столько народу, а выберут всего одного. А ведь этот человек сейчас здесь, среди нас». Почему он сказал это именно мне? Может быть, впоследствии этот парень стал экстрасенсом?
С каждым человечком беседовали минут 15-20. Не помню, сколько я ждал своей очереди – час, два или еще дольше. Может быть, меня пригласили одним из первых? – почему-то в памяти не отложилось томительное ожидание. И вот я в малой студии. Меня усаживают за дикторский стол. Пока операторы ставят на меня свет, я корчу рожи. А как не корчить – когда этакая невидаль? Монитор. На нем мое лицо. Улыбнусь – лицо улыбается. Нахмурюсь – лицо хмурится. Скорчу рожу – на экране рожа. Подниму руку – в кадре появляется моя рука. В 1971 году молодежь не была технически избалована, не у каждого в доме был даже магнитофон. Поэтому телевизионный монитор мне показался чудом техники. (В тот день, как я потом узнал, вся работа на студии остановилась. Все – журналисты, режиссеры, звукорежиссеры, операторы, помрежи, административные работники – собрались в большой студии на первом этаже и на втором этаже возле телевизионного пульта – там, где были мониторы – и помирали со смеху. От поведения конкурсантов перед камерой, от их ответов на вопросы, от их чтения новостей и стихов). В студию вошел уже знакомый мне Давид Карлович Гюнтер. Он сел рядом с телевизионной камерой, так, чтобы я смотрел почти в объектив – и начал задавать вопросы, которые бы раскрывали мой культурный уровень. Спросил про факультет, про языки, которые я изучал. Я перечислил: древнерусский, латынь, древнегреческий, английский, польский, само собой – русский. В то время СМИ сообщали, что ученые Академгородка приступили к расшифровке письменности Майя. Давид Карлович спросил – как продвигается расшифровка? Так как преподаватели нам об этом ничего не говорили, статей и монографий на эту тему не было, то я, понятное дело, оказался не в курсе. А жаль. В этот момент не худо было бы щегольнуть каким-нибудь переводом документа Майя. От науки мы перешли к текстам новостей. Я почитал то, что мне дали, подражая самому лучшему диктору в то время - диктору Центрального телевидения Игорю Кириллову, по актерски попробовав перевоплотиться в него. Затем от новостей перешли к увлечениям. Я рассказал о студенческом театре, о ролях, которые там играл. И о стихах, которые писал с 10 лет. И о первом опыте участия в телепередаче четыре года назад – на новогодние каникулы нас, человек 40 школьников, собрали в большой студии, мы о чем-то там говорили, а я читал свои стихи. (Помощник режиссера Татьяна Захарова потом говорила, что она меня вспомнила по той передаче. Татьяна была заядлым книгочеем. В каждую свободную от работы минуту она читала книги. В молодости она не вышла замуж, и не нужно было этого ей делать и дальше – не ее это была стезя. Но вот в возрасте около 50-ти ее, как говорится, угораздило. Уволилась со студии, полностью отдалась семейной жизни. Как-то я ее встретил в августе недалеко от нашей с родителями дачи. Она сказала, что очень довольна жизнью, что с мужем они часто ходят собирать грибы. И вдруг новость – Татьяна выбросилась из окна многоэтажки и погибла. Мне искренне жаль этого эрудированного, незлобивого человека.). Еще в школе я уже прекрасно знал русских и зарубежных поэтов трех последних веков. И на просьбу Давида Карловича показать еще одну грань своего культурного багажа ответил:
- Я прочту стихи Петера Вейнберга.
Конечно, это была моя домашняя заготовка. Я решил не читать Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина, Маяковского, Евтушенко, Вознесенского - их всюду в то время читали. Остановился на малоизвестном поэте 19 века. (Он и сейчас малоизвестен. О нем даже ничего нет в Интернете). Правда, душой я не кривил - эти строчки мне в то время очень нравились. Я вообще любил лаконичные стихи.
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь
Он робко в любви объяснился,
Она прогнала его прочь.
Пошел титулярный советник
И с горя пропьянствовал ночь,
И в пьяном виденьи носилась
Пред ним генеральская дочь.
Читал я с жестами.
Он – и тут я делал жест прямо перед собой – был титулярный советник,
Она – и тут я делал жест в сторону – генеральская дочь.
Наверно, все работники студии корчились от смеха у мониторов, когда я читал эти стихи.
И все. Беседа наша закончилась. Давид Карлович сказал, что если остановятся на моей кандидатуре, то мне позвонят. Дня через три. И мне позвонили.
Интересная деталь - телегеничность. В день конкурса я узнал, что это такое. Одни красивые девушки на мониторе теряли красоту, другие нет. Некоторые внешне так себе – на экране расцветали необъяснимым образом, становились красавицами. Фокус. Секрет телевидения. В тот день, видимо, многие отсеялись из-за телегеничности.
Так и не поработал я ночным сторожем. Глеб Никодимович Шляк дал мне полставки диктора-стажера. Это 60 рублей. Плюс гонорары за ведение программ. Рублей 90-100 в месяц набегало. Мне студенту этого вполне хватало. (Моя мама, учитель начальных классов, в это время зарабатывала 90 рублей, а средняя зарплата по стране была 120-130 рублей). Через год меня перевели на ставку диктора.
Но - с первого дня в эфир я не пойду. Нужно поучиться два месяца. И учить меня будет Галина Арсеньевна Целищева. И вот мой первый учебный день. Я сижу в дикторской комнатке на втором этаже (сейчас там комнатка записи голоса у звукорежиссеров), читаю текст новостей. Галина Арсеньевна корректирует, говорит, где должна быть восходящая интонация, где нисходящая. И вдруг, словно ураган, врываются в дикторскую две женщины. «Игорь, мы к тебе! Мы из молодежной редакции!» Это были редактор Алина Литинская и режиссер (ее фамилию память не сохранила). Через два дня нужно провести (а тогда все делалось в прямом эфире) передачу из кафе «Отдых» в Калининском районе – с большим количеством участников. Будут приглашены передовики производства (не помню уже какого) завода. Они будут сидеть за столиками. Мне нужно будет начинать передачу, подходить к передовикам, брать у них интервью, объявлять музыкальные номера – для них будут петь артисты. «Не бойся, - успокоили меня новые знакомые из молодежной редакции, - ты будешь не один. В паре с тобой будет вести программу актриса ТЮЗа» (фамилию ее не помню, видел я ее в жизни всего один раз). «Да, но мне пока нельзя выходить эфир, - отвечаю я, - мне еще нужно учиться». «Мы со Шляком все согласовали». Удивительно, что эти две женщины пошли на такой риск. Ведь я еще ничего не знал и не умел. Мог растеряться при большом количестве народа, да еще в прямом эфире. Но все прошло хорошо, без накладок. В памяти осталось, как я еду в троллейбусе числа 10 октября в кафе «Отдых», на улице уже немного подморозило. Волнуюсь, конечно. Повторяю про себя текст начала, довольно большой, который выучил по сценарию наизусть. (Сценарий прошел цензуру и потому текст начала, где называлось предприятие, говорилось о его роли в промышленности Новосибирской области желательно было произнести близко к тексту, который одобрила цензура. Поэтому лучше было выучить наизусть, от греха подальше). Помню облик актрисы – высокая, стройная блондинка. С ней мы предварительно не встречались, не репетировали, познакомились только перед программой. В кафе море света – телевизионные осветители зажгли много приборов. Атмосфера яркая, праздничная. До сих пор помню лицо одного рабочего, с которым я разговаривал в эфире. В течении многих лет я несколько раз встречал его в городе. Он меня уже подзабыл, а я помнил - это человек из моей первой передачи.
Учеба с Галиной Целищевой продолжалась. Дирекция сделала правильный выбор педагога. Мастер была очень ответственна, пунктуальна, доскональна. У ней была педагогическая жилка – ведь она начинала учителем в школе. Все наши дикторы прошли подготовку в Москве на Центральном телевидении – и все знания, что Галина Арсеньевна получила от лучших дикторов Советского Союза плюс свой опыт – все она передавала мне. Я боготворил ее точно так же, как в детстве, когда фотографировал ее с экрана, она учила меня с материнской заботой. Как-то в этот учебный период Барышников в дикторской, пудря лицо перед эфиром, сказал мне добродушно: «Наши говорят – у Целищевой была дочка, а теперь появился еще и сыночек». Занимались мы не только в дикторской комнате, но и в малой студии. Помню, в ноябре я оттачивал поздравление новосибирцев с первым снегом на камеру, но все не мог найти нужной интонации. Галина Арсеньевна просила повторить еще и еще. Я поздравлял раз сорок, но ни один из вариантов ее не устроил.
Из учебного периода запомнилась веселая история. В малой студии находились Елена Батурина, Борис Барышников и я, диктор-стажер, который учился у мастеров, как работать в эфире. Барышников читал новости. Батурина дежурила на программе. Студия была совсем небольшой, и два стола стояли совсем рядом. За одним Барышников, за другим Батурина. И вот, видимо, я их вдохновил – они решили показать мне высший пилотаж. Начались новости. Барышников в кадре стал читать про вести с полей и цехов. Батурина дотянулась ногой до его ноги, и стала ее почесывать. Барышников пытается делать вид, что ничего не происходит, но веселые искорки в глазах все же проскакивают – ведь он был очень смешливым. И все 10 минут, что шли новости, Батурина не унималась. Но вот пришел черед Батуриной читать в эфире рекламные объявления – какие новые товары поступили в магазины ЦУМ, «Синтетика» и т.д. Барышников из студии не уходит, а садится на одну из ног камеры, на которую работает Батурина – так что его голова совсем рядом с объективом – и начинает корчить перед ней рожи. Как Батурина не расхохоталась – это уму непостижимо. Зато я вынес урок – у диктора должна быть железная выдержка в эфире. (Сейчас, когда я пишу эти строки – уже нет в живых ни Бориса Даниловича, ни Елены Алексеевны. Барышников умер два года назад, Батурина в этом году 4 января. Пусть земля будет пухом этим веселым, озорным людям – Большим Мастерам дикторского дела! Всегда буду помнить о них светло!).
8 декабря 1971 года я впервые вышел в эфир, как диктор - дежурил на программе. Это было огромное событие для меня, моих родителей, моей младшей сестренки. Галина Арсеньевна весь вечер находилась рядом, поддерживала психологически. Был ли я в кадре испуган? Мои домашние сказали, что нет – они такого не заметили. Но я-то знал - мое нервное напряжение было на высочайшем уровне – ведь на меня смотрел весь город и вся область. (Повторю – в то время был всего один телевизионный канал. Появление нового диктора на экране мог пропустить только тот, кто в этот вечер не смотрел телевизор). В конце дежурства, когда я попрощался со зрителями, я почувствовал страшную усталость – будто я весь вечер разгружал вагоны с тяжеленными мешками. Вот тебе и легкое дело – читать по бумажке. Как же я буду выносить это два-три раза в неделю? Тревожился я напрасно. Все приходит с практикой. Через месяц я уже чувствовал себя в эфире легко и свободно. И я чувствовал, что Галина Арсеньевна мной довольна, а значит, была довольна и дирекция студии.
Как отреагировали на мое появление на телеэкране в университете. Да почти никак. Только Юрий Сергеевич Постнов, великолепнейший преподаватель зарубежной литературы, остановил меня в коридоре и спросил – что это такое и как это понимать? Я ответил, что это подработка, что нашел кое-что получше ночного сторожа. «А-а, - ответил он, - желаю удачи». И как-то многозначительно посмотрел. Зато наш школьный преподаватель литературы (тоже прекраснейший специалист) Моисей Файвишевич Злобин негодовал. «Зачем он туда пошел?! Зачем он там сидит и читает всякую чепуху?! Ему нужно писать стихи!» - говорил он моей матери. И вот тут-то Моисей Файвишевич ошибался. Я попал в прекрасное место. Самое лучшее, на мой взгляд, место в Новосибирске. Попал в культурный водоворот, на музыкальный, театральный, литературный, публицистический фейерверк. Таких интереснейших людей –ученых, музыкантов, писателей, артистов, режиссеров, педагогов, врачей, инженеров-изобретателей, директоров крупнейших заводов, партийных руководителей – я больше бы нигде не встретил. С некоторыми из них я беседовал в эфире. Основные вопросы были подготовлены редакторами, но я должен был представить в эфире живой разговор, и это заставляло меня импровизировать - задавать свои вопросы, проявлять находчивость, если собеседник давал неожиданный ответ или если в разговоре возникала пауза. И еще – следить за временем. В прямом эфире я должен был закончить передачу тика в тику. Если закончу раньше минут на пять, ассистенту режиссера на пульте придется в спешном порядке давать резерв – как правило, коротенький фильм-зарисовку. А переберу время – выбьемся из сетки вещания. И если за нашей передачей стоит художественный фильм – то все, шквал возмущенных звонков телезрителей обеспечен.
Из таких программ – с музыкантами, поэтами – вспоминается встреча с московским поэтом Диомидом Костюриным и новосибирским композитором Вадимом Орловецким. Музыкант и поэт рассказывали о сотрудничестве. Вадим за роялем исполнял песни на стихи Диомида. Над нами витала бесшабашность молодости - мне 21 год, Костюрину 26, Орловецкому около 30-ти. И такими же бесшабашными были песни и стихи, и разговор. И казалось – это все ерунда, так – разминка перед огромной и блистательной жизнью, ого-го – мы еще покажем. Весь мир будет у наших ног. Прошло 22 года, и мы встретились с Вадимом в театре «Глобус». К тому времени Диомид Костюрин покончил с собой (кажется, в конце 80-х). Орловецкий переехал в Москву, сотрудничал с каким-то фондом, предлагал свои песни на радио и телевидение. Я же пришел на репетицию спектакля по своей пьесе «Призвание – убийца» (она была поставлена в этом театре в 1994 году).
- Ты помнишь ту передачу – ты, я и Костюрин? – спросил Вадим.
- Конечно, помню.
- Ты знаешь, - сказал он, - это были самые счастливые минуты в моей жизни. Ничего лучшего с тех пор не было.
И еще о музыкальных программах. В начале семидесятых на Центральном телевидении появилась передача «Алло, мы ищем таланты». Сейчас подобный конкурс – «Голос. Взрослые» на Первом канале. Правда, нынче, в основном, показываются одиночки, а в то время преобладали вокально-инструментальные ансамбли. Море вокально-инструментальных ансамблей, которых во всем мире, по мнению некоторых музыкальных критиков, породили «Битлз». Программа стала популярной и стала клонироваться по стране, по всем местным студиям. Решили искать талантливые ВИА и в Новосибирске. В Москве вел передачу Александр Масляков, у нас стал вести я. Поразительно – в нашем городе их тоже оказалось пруд пруди – вокально-инструментальных ансамблей. И все очень высокого уровня. Не хуже, а порой даже и лучше, чем в столице. Все шло опять же в прямом эфире из большой студии, где собиралось около десяти групп. Правда, это сейчас стали называть проще – группа. А в то время только «Вокально-инструментальный ансамбль». Группой в семидесятых годах могла быть только группа преступников. Эта программа стала праздником для любителей такого рода музыки, шла она раз в месяц в течение года. Из конкретики запомнилось только, как попал впросак. Одна певица сказала, что какое-то выступление отменила из-за болезни, а я стал допытываться, что за болезнь. Певица не ожидала такого и растерялась. Эх, молодость моя, неопытность. Руководитель ансамбля – человек лет сорока – вышел из положения. «Давайте не будем о женских болезнях, - сказал он, - а то мы запутаемся».
Студия показывала в прямом эфире спектакль театра «Красный факел», но без зрителей. В то время телевидение покупало у театров спектакли. Те продавали, как правило, постановки, которые готовились к снятию из репертуара. Моя роль заключалась в том, чтобы сказать перед началом, что мы показываем такой-то спектакль, такого-то театра и объявить действующих лиц и исполнителей. В конце спектакля вновь сделать эту же объяву. Операторы нашли для меня место у сцены у правой колонны, осветители поставили свет, я все сказал и остался за кулисами среди артистов. Я впервые наблюдал, как ведут себя актеры в промежутке между выходом и входом на сцену во время спектакля. Несколько актрис обсуждают болезни и чем их лечить, но вот одной из них нужно выходить на сцену – она стремительно врывается в действие, начинает горячо убеждать, умолять, плачет. Ее пребывание на сцене заканчивается, она возвращается за кулисы и спокойно продолжает разговор о болезнях. Вновь ее выход, и она вновь мгновенно переключается. Это меня поразило. Я-то думал по наивности, что актеры не выходят из роли и за кулисами.
О славе. Конечно – она пришла ко мне – телевизионная известность. Через полгода стали узнавать на улице, в общественном транспорте. Не скрою, это было приятно. Особенно, когда узнавали красивые девушки, перешептывались. А еще более приятно было, когда узнавали дети. Как-то летом на улице за мной увязались дети лет десяти-двенадцати. Долго шли и спорили – московский я диктор или новосибирский. Наконец решили, что московский. В июне готовился к экзамену в читальном зале областной библиотеки. Сейчас этого здания не существует, снесли. Оно примыкало к Дому Октябрьской революции. Вышел на улицу позвонить. Из телефонной будки видел, что рядом стоит какая-то старушка. Видимо, заняла очередь за мной. Вешаю трубку, открываю дверь будки, и старушка начинает восторженный монолог: «Ой, Игоречек, да ты же мой любимый диктор! Да неужели это ты?! Дай мне тебя разглядеть живого! Мой муж инвалид! Он тебя тоже обожает!». Пользовался ли я своей ликоузнаваемостью? Да, пользовался. Моему другу по НГУ, учителю 130 школы Владимиру Рудаку понадобилось купить свитер. Он знал от родительниц своих учеников, что в Торговый центр Академгородка поступила партия импортных свитеров, но продают их по блату. «Пойдем, - сказал он мне, - покажешь продавщицам свое телевизионное рыльце, скажешь, что слышал о новом поступлении импорта. Продадут, вот увидишь». И действительно, сработало. Продавщица разулыбалась, принесла из закромов свитер, которого не было в продаже. Мой друг был доволен.
Какие телевизионные люди запомнились из того времени. Вадим Суховерхов, режиссер. Как-то он ставил в большой студии классическую пьесу с актерами областного драмтеатра и сам исполнял одну из ролей. Мне это показалось очень интересным. И к каждой программе Суховерхов подходил творчески, нестандартно. Так же, как и режиссер Мария Халина (ныне покойная). Она тоже умела удивить зрителя художественным решением. Мария снимала и документальные фильмы, устраивала в Доме актера выставки инсталляций. Своим низким голосом могла сказать человеку все, что она о нем думает. Жаркой летней ночью они вместе с мужем Валерием Халиным (главным оператором студии) собирали компанию и ехали купаться на карьер возле Коммунального моста. Как-то в этой компании оказался и я… Запомнился и политический обозреватель Янгуразов. Клал на стол перед собой часы и говорил без бумажки о международной обстановке. Всегда заканчивал обозрение минута в минуту… Хоккейный комментатор Евгений Стригун, очень популярный в то время. (Евгений Васильевич проработал на студии на разных должностях до пенсии. В начале этого года ему исполнилось 90 лет. Он автор романа «Хмурая осень», который был издан Новосибирским Союзом журналистов)… Режиссер Владимир Гранат прекрасно читал за кадром перевод иностранных фильмов. У него был к этому несомненный талант. Гранат снимал и документальные фильмы. Один кадр из его фильма помню до сих пор. Подъемный кран в заводском цеху перемещает по воздуху концертный рояль. Это певец и композитор Олег Иванов, новосибирец, известный всей стране давал концерт на заводе. Гранат стал впоследствии главным режиссером студии, затем главным режиссером театра оперетты. В 90-х годах уехал в Израиль, где работал охранником в баре. Возле бара произошел взрыв, в теленовостях показали сюжет, где Гранат что-то говорил, как свидетель. На нем дали субтитр: "«Владимир Гранат, охранник». Года три назад Владимир Максимович нарядил дома новогоднюю елочку, присел и умер. Замечательная, легкая смерть. Эзотерические знания говорят, что она дается хорошему человеку... Александр Яковлевич Сухов, звукорежиссер. Ему было под шестьдесят или за шестьдесят, он мне казался стариком. Зимой он приходил на вечернее дежурство раскрасневшимся от мороза, и этот румянец не исчезал до конца смены. Румянец говорил о том, что Александр Яковлевич встал часов в пять утра – минус сорок ему было не помехой - и отправился к родственникам в деревню. Там он что-то делал по хозяйству, скорее всего, расчищал дом и постройки от снега. Возвращался с деревенскими яйцами и молоком. Угощал и нас этим молоком – из бидона. И этой способностью встать в пять утра, и отправиться в деревню в любой мороз Сухов очень гордился. «Э-э, мельчает народ, - говаривал он нам, - редко встретишь такую «суховскую» закваску».
Перечислю людей, которые работали в то время на студии: главный редактор Николай Угренинов, главный редактор общественно-политического вещания Владимир Валентик, старший редактор редакции промышленности Анатолий Фабричный, старший редактор редакции молодежных программ Игорь Соснин, редакторы отдела программ и выпуска Зинаида Корнева (старший редактор), Наталья Пономарева, Людмила Белоусова, ассистент режиссера Лиана Савельева, режиссеры Ким Долгин, Тамара Боброва, Яков Болотинский, Валентин Грушин, редакторы Олеся Карамнова, Роза Литвиненко, инженеры Маргарита Чубукина, Тамара Сушко, Валентина Зверева, операторы Сергей Павлов, Сергей Гусельников. Это люди, с которыми я сталкивался по работе. Прошу прощения за то, что не всех упомянул. Народу на студии трудилось много, но не со всеми я был знаком. В коридоре встречал многих, однако не знал ни фамилии, ни должности... Диктором я проработал ровно два года. С октября 1971 по октябрь 1973 года. В июне 1973-го я окончил Новосибирский Государственный Университет, защитив дипломную работу «О влиянии поэтики романов Ф. Достоевского на поэтику романов К. Гамсуна». В ноябре меня призвали в армию.
ГЛАВА 2. Армия и первая авторская телевизионная программа - «Солдаты в милицейских шинелях». Второй удар по авторскому самолюбию.
Я в армии в 1973 году
Служил я в армии в Новосибирске в батальоне милиции. Войсковая часть № 5427 (Специальные Моторизованные Части Милиции). Да, ты обычный солдат по призыву и, в то же время, милиционер – так как носишь милицейскую форму и помогаешь родной милиции наводить порядок на улицах города. С 18.00 до 23.30 мы несли службу в каком-нибудь районе Новосибирска (каждый месяц район менялся) – наряд из двух солдат обходил определенный маршрут. К 24 часам должны были собраться в райотделе милиции, подвести итоги патрулирования – сколько наша вторая рота задержала человек по уголовной статье, сколько за мелкое хулиганство, сколько предупреждено нарушителей общественного порядка. В час ночи мы заскакивали в грузовик и мчались в войсковую часть. Она находилась за оперным театром на улице Пролетарской. В 1.30-2.00 ночи у нас был ужин. Отбой был в 2.00-2.30. Утром вставали в 10.30. В школьные и студенческие годы я засиживался за чтением книг до часу, двух часов ночи. И мама говорила мне: «Вот в армии тебя приучат к здоровому режиму. Будешь ложиться в одиннадцать часов, и вставать в семь». А вышло, что в армии у меня режим сна был хуже, чем дома… В среду у нас был выходной, нескольким солдатам за примерное поведение давали увольнительную в город. В четверг боевая подготовка: изучали приемы самбо (оружие нам для патрулирования не давали, говорили, что наше оружие это милицейская форма, свисток и приемы самбо), занимались шагистикой на плацу, повторяли правила патрульно-постовой службы, два раза за год съездили на стрельбище (возле поселка Горный). (Служил я в армии год. Лицам с высшим образованием срок службы был сокращен с двух лет до одного года). Об армии можно рассказывать долго, буду держаться телевизионной линии. Руководство батальона дало «добро» на то, чтобы я снял программу о том, как мы несем службу по охране общественного порядка. И Глеб Никодимович Шляк разрешил мне написать сценарий, по которому должна была сниматься передача, хотя знал, что автором сценария я еще не был. И сделал царский жест – разрешил всю программу построить на кино, то есть, выделил кинопленку аж на целых двадцать минут. Это было очень щедро. Если давали для программы пять минут кино, то это было уже хорошо. А тут целых двадцать минут! Написал я сценарий «Солдаты в милицейских шинелях». Главный редактор и главный режиссер его одобрили. Несколько дней в июле мы снимали наших солдат – в разных местах города – даже на пляже. Затем по моему тексту пленка была смонтирована. И вот сидим мы всей ротой у телевизора, начинается передача… и спина у меня похолодела… текст не мой!!! Оказывается, (это я выяснил позднее) на студии военно-патриотическую тематику редактировал Иван Иванович Нечай. Ему отдали программу на редактирование. Он выкинул мой текст и написал свой. Это было примерно так: «Только соленая от пота гимнастерка знает, сколько труда стоит за выучкой этих парней». И все в таком духе. Ничего конкретного. Даже не было упомянуто, что это солдаты из батальона милиции. (Да простит меня ныне покойный Иван Иванович, он умер в 1999 году. Позже я два года работал под его руководством и у нас были очень хорошие отношения - и затем вплоть до его кончины. Поэтому не нужно думать, что я мщу ему за что-то. Нет, это просто констатация факта. Что было, то было). Конечно, я очень сильно переживал. Начальству и сослуживцам не сказал, что текст не мой. Командир и его заместители были довольны. Впервые о батальоне был снят фильм и показан по телевизору. Солдаты сияли, увидев себя на экране. Никто ничего не заметил. Я же получил второй удар в жизни по авторскому самолюбию. Первый – в 10 лет. Мои стихи о полете Гагарина были прочитаны на школьной линейке. Но текст был так переделан взрослыми, что от моих слов почти ничего не осталось.
ГЛАВА 3. Заводская газета и ТВ.
Демобилизовался я 19 декабря 1974 года. Мое дикторское место было занято. На вакансию приняли Владимира Гуляева, приехавшего из Бийска. Я из-за этого не переживал, так как не хотел больше быть диктором, меня манила профессия журналиста. «А я не знаю, какой ты журналист, - сказал мне Шляк. – Иди в заводскую многотиражку, набей руку, а там посмотрим». Устроился я корреспондентом в газету «Рабочая трибуна» Приборостроительного завода имени Ленина и проработал там четыре года, параллельно сотрудничая внештатно с «Советской Сибирью», «Вечерним Новосибирском» и, конечно, с любимой студией телевидения. Для нее снимал новостные сюжеты (в основном с операторами Геннадием Чичулиным, Николаем Царенко, Геннадием Ичетовкиным), писал сценарии о комсомольско-молодежных бригадах для редакции молодежных программ, и руководил съемками этих передач (почему-то мне доверяли съемки программ, обычно в таких ситуациях рядом с внештатным автором находился штатный редактор). Первую такую программу я снял на своем заводе. Главный режиссер студии Владимир Гранат одобрил сценарий и назначил себя режиссером на эту передачу. Съемки должны были проходить три дня. Это были первые съемки на нашей студии оператора Валерия Соломина. Впоследствии он стал известным режиссером-документалистом, победителем и призером многих фестивалей документального кино. Первый день Валерий долго снимал станки с числовым программным управлением, на которых работали герои моей передачи. Они стояли рядом и все ждали, когда же будут снимать их. Не дождались. Валерий снимал только станки. Ребята спросили меня – в чем дело? Ведь я же сказал, что будем брать у них интервью. Я спросил Граната. Он ответил: «Все нормально. Валерий замечательный оператор, он ищет интересные планы» - и улыбнулся своей фирменной многозначительной улыбкой. Ребята разошлись недовольные. Ведь они целый день простояли в ожидании, можно сказать, впустую – ничего ж не заработали, и съемок не было. И голову зря помыли. Во второй день Валерий снимал моих героев – как они стоят, неподвижно стоят у станков. И по отдельности, и все вместе. Интервью вновь не было. Я очень занервничал – успею ли я снять программу? Она была не маленькой - на 45 минут. Владимир Гранат многозначительно улыбался. Я же понял – если и завтра Соломин будет снимать статичные картинки, мы завалим все дело. На третий день Гранат на съемки не поехал, и я занялся интервью. Когда проявили кинопленку, я не узнал отечественные станки с числовым программным управлением (техническое новшество в семидесятых годах). Соломин преподнес их как машины с корабля космических пришельцев. Эти станки были точно не земного происхождения. Вот тебе советское качество продукции, которое все поругивали в то время на своих кухнях! Валерий словно решил доказать и показать – наши могут! - не только капиталисты. И народ у нас красивый – показал Соломин. Ребята из комсомольско-молодежной бригады выглядели ангелочками. У каждого над головой нимб - то из солнечного блика, то из отсвета от станков. Религия запрещена в стране, где даже на заводе трудятся одни небесные создания - словно усмехался Соломин.
В конце 1978 года старший редактор редакции молодежных программ Игорь Соснин предложил мне перейти к нему. Однажды, работая над очередным сценарием про комсомольско-молодежные бригады, я всю ночь не спал, писал – сценарий нужно было сдать завтра. Никак не позднее. Иначе сорвется запланированный график съемок и Соснину пришлось бы как-то выкручиваться. Утром я привез сценарий и сказал, что вот – всю ночь не спал, но сделал. Видимо, ему понравилось, что я ответственный человек, он это запомнил, и когда создали расширенную редакцию новостей и его поставили Главным редактором, он и предложил мне сменить место работы. В заводской газете мне работалось хорошо, коллектив у нас был дружный, веселый – никогда более я так много не смеялся, как в редакции газета «Рабочая трибуна». Взрывы смеха обычно вызывали шутки детского поэта Александра Береснева и мои. (Сейчас имя Александра Береснева носит одна из библиотек Кемерова, откуда он родом). Сработался я и с редактором газеты Натальей Валентиновной Кочетковой. Она даже назначила меня своим вторым замом. Первым был Николай Оробец, ответственный секретарь. В понедельник и пятницу Кочеткова и Оробец верстали газету в типографии «Советская Сибирь», и я в их отсутствии оставался на заведовании – в понедельник сидел на планерке у парторга завода Владимира Казарезова (он в конце 80-х стал Первым секретарем обкома партии – по-нынешнему губернатор) - записывал его директивы, отвечал на вопросы, если они были у самого Казарезова или у председателя профкома и комсорга завода. В редакции же не делал даже вид, что я понедельнично-пятничный начальник. Одно из двух – или хохотать или важничать. Я выбирал хохот. Словом, мне так хорошо работалось в газете, что я даже минут тридцать раздумывал – остаться с Кочетковой или перейти к Соснину. На тридцать первой минуте победила любовь к студии и карьерные соображения. Заводская газета не высший пилотаж. А телевидение – престижно, элитный журналистский дивизион, Высшая лига.
25 декабря мой день рождения и так получилось в 1978 году, что это был мой последний день в «Рабочей трибуне». Меня отлично проводили, накрыли великолепный стол (с большим количеством спиртного. В советское время в трудовых застольях было принято много пить), подарили замечательную книгу по искусству. Увольнялся я не без грусти. Но пора – четыре года отработал, набил руку на очерках, зарисовках, фельетонах, информашках, интервью. Глеб Никодимович Шляк был прав – заводская газета – отличная школа начинающего журналиста. Но засиживаться не стоит, можно покрыться плесенью.
И вот я готовлю к эфиру, как
редактор, первый выпуск новостей на ТВ, правлю тексты штатных редакторов (мало
правлю) и внештатных авторов (много правлю). До расширенной редакции новости на
студии назывались «Известия», а сейчас стали именоваться – «Панорама новостей».
Игорь Николаевич Соснин закончил журналистику МГУ, а же филфак НГУ. Те, кто
закончил МГУ, обычно свысока посматривали на выпускников провинциальных вузов,
поэтому Соснин очень удивился моей языковой подготовке. Мы же – выпускники НГУ –
считали, что наша подготовка ничуть не хуже, чем у москвичей, а, может быть,
даже и лучше. К тому же некоторые преподаватели МГУ читали у нас лекции.
Например, академик Дмитрий Лихачев, член-корреспондент Аврорин (лингвист). И
учебная программа у нас на филфаке была необычная, такой нигде не было. Это
Академгородок со своей всемирной известностью хотел отличаться во всем и от
всех, хотел, чтобы у него в университете все было эксклюзивным. К примеру, на
вступительных экзаменах на филфак писалась работа по математике. Затем на
первых двух курсах мы изучали Высшую математику для того, чтобы на третьем
курсе штудировать математическую лингвистику. «А у вас была матлингвистика?» -
били мы вопросом наповал выпускников МГУ, когда они начинали уж сильно
важничать. У них не было, и мы презрительно усмехались. Так что, придя в
ТВ-новости, я сразу же включился в подспудное соперничество с двумя выпускниками
московского университета – Игорем Сосниным и Сергеем Ильиным. Особенно с
Ильиным, который только что закончил курс, был амбициозен, честолюбив, настроен
на стремительную карьеру. Игорь Николаевич Соснин благоволил к Ильину, тот даже
был вхож в его дом, но на летучках Соснин был справедлив – выдавал каждому по
заслугам, в том числе и Ильину. И эти качества Соснина – справедливость,
объективность – очень мне импонировали. Жаль, что недолго мне пришлось
поработать под его руководством. Через два месяца он стал Собственным
корреспондентом Центрального телевидения, в конце Перестройки возглавил газету
«Вечерний Новосибирск», на этой должности и умер от рака в начале 90-х. Профессионал
был высшего класса.
Когда я был диктором, редакцией
новостей командовал Михаил Иванович Головин. Но сейчас Головин был просто
редактором – ему было уже за 60. Он не только писал, но еще и снимал, как
оператор. Уникальное качество. Он и ездил один на съемки. Так вот, Михаил
Иванович долго «пас» сюжет – Первый секретарь обкома партии Александр Павлович
Филатов должен приехать на Стрелочный завод, чтобы наблюдать направленный взрыв
– особого вида сварку металлических конструкций. Не помню уже как, но я первый
узнал – когда и в какое время Филатов будет на Стрелочном заводе. Махом написал
заявку на съемку и … опередил Головина. Соснин потом удивлялся – надо же –
новичок – а обставил самого матерого. Головин обиделся, но я частенько говорил
ему: «Эх, Михаил Иванович, писали бы все так, как вы (его стиль править было не нужно), можно было бы редактировать
выпуск легко, без напряга», и он простил мне историю с Филатовым. И всю
дальнейшую жизнь у нас с Михаилом Ивановичем были прекрасные отношения.
На мой родной завод – завод
имени Ленина – должен приехать летчик-космонавт № 3 Андриан Николаев. На съемки
мы поехали с оператором Петром Сидневым. Дело было зимой. Дирекция завода
разрешила мне взять интервью у Николаева на территории предприятия у монумента
заводчан, погибших на войне. Планировалось, что космонавт возложит цветы к
монументу и тут-то мы с ним и поговорим. И вот все руководство завода во главе
с директором Борисом Галущаком собралось у монумента. Сыпался легкий снежок,
было пасмурно. Мы с Сидневым стояли по другую сторону монумента, довольно
далеко от заводских начальников. Сиднев отошел и от меня, чтобы держать в
объективе всю площадку. И вот появляется машина «Волга», из нее выходит Герой
Советского Союза, летчик-космонавт СССР, да еще муж Героя Советского Союза,
летчика-космонавта СССР, Председателя Комитета Советских женщин Валентины
Терешковой – Андриан Николаев. Сиднев включил кинокамеру. Руководство
предприятия шагнуло навстречу Высокому Гостю, чтобы обменяться рукопожатием –
так было прописано по протоколу встречи. Однако Николаев, увидев меня,
направился именно ко мне, даже не посмотрев на начальников. Первое рукопожатие
было со мной, а не с директором завода. Причем, космонавт улыбался мне так,
будто мы были с ним давними знакомыми. Руководство предприятия опешило, не
зная, что делать – идти к нам или стоять на месте. Сиднев подбежал ко мне, мы
воткнули шнур от его камеры в мой магнитофон, и интервью началось – и все пошло
не по протоколу. Когда в машине ехали на студию, Петр всю дорогу хохотал:
«Игореша, раскрой секрет – почему Николаев пошел именно к тебе, наплевав на
начальство?». И потом, спустя годы, Сиднев вспоминал эту историю и смеялся. На
память у меня осталось фото. Нас с космонавтом во время интервью снял
фотокорреспондент заводской газеты, мой друг Михаил Аистов.
Из этого периода вспоминается
еще и совместная работа с оператором
Анатолием Рудневым. Поехали мы как-то в Колывань – на выдвижение
кандидата в депутаты Верховного Совета СССР. Выдвигался председатель колхоза.
Зима, трескучий мороз. Долго едем через колыванский сосновый лес. Долго –
потому что в нашем старом Уазике не так-то уж и тепло. В клубе, где проходило
выдвижение, тоже холодно. Всем процессом выдвижения руководит Первый секретарь
Колыванского райкома КПСС Кошелев. Он в валенках. Подходит ко мне –
подозрительно спрашивает – как моя фамилия. Отвечаю.
- А это не ваш ли батюшка
Николай Дмитриевич Муренко?
- Да, мой.
Взгляд Кошелева теплеет. (Отца моего новосибирская номенклатура хорошо
знала – он был заместителем председателя Облпотребсоюза). Он начинает
что-то говорить про советскую власть, какая она замечательная. Из его монолога
помню только провидческую фразу «Советская власть еще крепка, как пень». Крепка,
не как дуб, например, не как железобетон, не как нечто несокрушимое – а как
пень – уже срубленное дерево. Я сразу же обратил внимание на эту фразу,
размышлял, что Кошелев имел в виду? Стоял 1979 год, до прихода Горбачева к
власти еще было шесть лет. Никто не думал, что социализм скоро падет. Даже
больше - в мыслях не было, что он вообще падет. Хотя дефицит продуктов уже был.
С 1975 года в Новосибирске из магазинов исчезли колбаса, мясо, куры, рыба
(кроме минтая), консервы (говяжья и свиная тушенка, лосось, сайра, скумбрия).
Рабочие на заводе (сам был свидетелем) спрашивали лектора из райкома партии,
который рассказывал о международном положении, когда в продаже будет мясо и
колбаса. Лектор бледнел, краснел, говорил, что главное, чтобы не было ядерной
войны. Рабочие усмехались – все знали, что в райкомах, горкоме, обкоме КПСС,
райисполкомах, горисполкоме, облисполкоме мясо и колбаса есть. К тому же, чем
выше ты находился во властной иерархии в этих структурах, тем лучше питался. Заведующий
отделом райкома питался лучше рядового инструктора, секретари райкома лучше
заведующего отделом. Горком снабжался лучше райкома. Обком лучше горкома. И все
они питались лучше, чем обычные граждане. Помню одна наша инженер (у нее муж
преподавал в Высшей партийной школе) принесла творожные сырки, купленные в
буфете этой самой партийной школы. О, недоступные простому гражданину сладкие
творожные сырки, которых сейчас во всех супермаркетах пруд пруди! Но тогда даже
простого творога купить была проблема. Я ездил в центр к молокозаводу, напротив
был магазин – в нем иногда выбрасывали творог – но нужно было караулить. И не
всегда тебе улыбалось счастье. Директор молокозавода, когда я приехал снимать
новостной сюжет, показывал и кефир, и ряженку, и сметану, и прочее, прочее, но
когда я спросил его – куда это все уходит, и почему в городе этого не купить? –
только развел руками. Понятно было – по властным структурам расходится. Плюс
всякие более мелкие начальники – дирекции, парткомы, профкомы заводов, фабрик,
железной дороги, обком профсоюзов, отдел борьбы с расхитителями
социалистической собственности, партийный контроль, народный контроль, райкомы,
горком и обком комсомола, милиция, ОРСы (отделы
рабочего снабжения, которые расшифровывали в то время так – обеспечь родных и
себя). Все, у кого был блат (возможность достать дефицит), питались хорошо.
У кого не было блата, вставали в пять часов утра, ехали на Центральный рынок,
занимали очередь за копторговским мясом (его кооперативная торговля закупала в деревнях,
и оно было вдвое дороже – по 3 рубля 50 копеек – чем, если бы оно было в
магазине, но, повторяю, с 1975 года его в магазинах не было). Или – еще вариант
– ехали в Кемерово. Шахтеров лучше снабжали. То-то была радость привезти оттуда
курицу, сосисок, мяса, галет (да, да – простых галет), банку сгущенки. Помногу
не привозили, так как в Кемерово помногу и не давали – килограмм в одни руки. И
очередь такая длинная, что второй раз (за вторым килограммом) уже и не
захочется вставать. Или еще вариант – всеми правдами и неправдами добиться на
работе командировки в Москву, Ленинград или в столицу союзных республик, и
привезти дефицит оттуда. Эти города снабжались лучше. Вообще все города Советского Союза снабжались
по категориям. Москва и Ленинград были городами Высшей категории (а, значит, и
снабжались лучше всех). Столицы союзных республик (Вильнюс, Рига, Ташкент,
Алма-ата, Фрунзе, Баку, Ереван и др.) были городами Первой категории и
обеспечивались продуктами и товарами чуть похуже, чем Москва и Ленинград.
Областные центры – такие, как Новосибирск, Омск, Курган, Воронеж и т.д. – были
городами Второй категории, и здесь все обстояло так, как я уже описал. И эти
категории распространялись даже на архитектуру и… бензин. Чем выше категория,
тем выше можно было строить здания. В городах второй категории, например, было
запрещено строить дома выше 9 этажей. Вот почему дома советской постройки в
Новосибирске такие низенькие – не то, что в Москве. Особенно это бросается в
глаза на площадях – площади Кирова, площади Станиславского и др. Нет, наши
строители не были недоумками, недотепами – просто им запрещалось возводить дома
выше, чем в Москве. Что касается бензина, то в городах Высшей и Первой
категории бензин был без свинцовых добавок, а, значит, машины не травили
горожан своими выхлопами, как это делали машины в городах второй и третьей
категории, где разрешали использовать бензин со свинцовыми добавками. А чего
жалеть этих бедолаг – они же из городов низшей категории. Поэтому, когда
говорят, что в СССР была социальная справедливость, забывают о том, что одни
граждане были Высшего сорта, другие Первого сорта, а третьи так – второсортица,
шелупонь. И в каждой категории, конечно, была еще и своя иерархия – ступень во
властной лестнице – или отсутствие такой ступени. При дефиците продуктов и
товаров (ширпотреба) процветал обмен. Я тебе достану новосибирских кур, ты мне
югославскую рубашку (товары из
капиталистических стран в обычные магазины не поступали), я тебе достану
лекарство из ГДР, ты мне запчасти для жигулей. Деньги ценились меньше, чем
связи. А еще процветало воровство – особенно в городах второй и третьей
категории. Каждый тащил со своей работы все, что только мог. Особенно из
предприятий общепита.
И этой-то картине, которую я сейчас
нарисовал, Первый секретарь Колыванского райкома КПСС Кошелев и дал название –
«Советская власть еще крепка, как пень». За это мы крепко выпили на банкете
после выдвижения председателя колхоза в кандидаты в депутаты Верховного Совета
СССР – и наконец-то согрелись. Водки было много, еды тоже (салаты, пельмени,
котлеты, рыба, манты, рагу, бефстроганов, пироги с мясом, грибами, яблоками и
брусникой) – я не все и упомнил. Красивые женщины все вносили и вносили новые
блюда. Тосты провозглашались, рюмки опрокидывались. Чего, чего, а на банкеты
советская власть не скупилась. Руднев, сидевший напротив, приговаривал:
«Старик, ты только закусывай». Он был лет на пятнадцать старше меня, и видно
было, что на таких застольях чувствовал себя, как рыба в воде. Пил раза в два
больше и не пьянел – так мне казалось. Я отвечал ему: «Толя, все нормально» и
симпатия моя к нему все росла и росла. Когда на студии на следующий день
проявили пленку, моя симпатия исчезла. Толя не снял народ, сидевший в зале Дома
культуры, не снял председателя колхоза, выдвигавшегося в депутаты, а всю пленку
угрохал на Кошелева – как тот стоит на трибуне и длинно говорит. Из чего было
делать сюжет? Пришлось выкручиваться. Взял только кусочек из длинного монолога
Кошелева. Понятное дело – на камеру он не говорил свою провидческую фразу, за
нее могли и уволить. Перерасход пленки вычли с Руднева. Остаток ее - я ему
подарил - довольно большое колесико с кадрами стоящего на трибуне Кошелева. Толя
виновато улыбался. Что с ним случилось? Почему он снял одного Первого
секретаря? Задумался? Заснул? Мистика, да и только. Иначе не объяснить. Ведь
Руднев был опытным оператором, прекрасно знал, как снимать такие сюжеты. И, к
тому же, пленку экономили. Снимали один к двум. То есть, если сняли сорок
метров, то в эфир должно пойти не меньше двадцати… По характеру Анатолий был
компанейским человеком, был настроен на дружбу, на товарищество. Предлагал свою
холостяцкую квартиру, если что наклюнется с какой-нибудь девушкой. И свое
дружелюбие, не конфликтность Анатолий сохранил до преклонных лет.
На вокзале Новосибирск-Главный,
где мы с Рудневым снимали сюжет о том, как цепляют вагоны в состав, он положил
кинокамеру между рельсами, и вагон, пущенный с горки, прошел над ней. Потом эти
кадры смотрелись в высшей степени эффектно, были украшением не только сюжета,
но и всего выпуска новостей. Руднев реабилитировался.
Утро. Лето. Иду пешком на
работу. Сегодня с Рудневым мы едем в Первомайку на грузовую станцию – снимать
отправление длинносоставного поезда. Железнодорожники всей страны брали социалистическое
обязательство – провести поезд с бОльшим, чем обычно количеством вагонов… Но
вот – дорогу мне перебегает черная кошка… Руднев, черная кошка – значит, возможна
какая-то накладка на съемках. Я настороже, можно сказать, контролирую каждый
план, который берет мой оператор. И вот машинист в кабине. Мы снимаем интервью
и поезд уходит. Я смотрю на свой магнитофон «Репортер», который всегда висел у меня
плече во время записи интервью, и спина у меня холодеет. Магнитофонная пленка
закончилась. И не понятно, где она закончилась – успел ли машинист сказать свои
прощальные слова? И уже не сделаешь дубль – поезд не вернуть. Вот она черная
кошка! Прослушиваю пленку. Фантастика! Последнее слово машиниста попадает на
последний сантиметр пленки. Ничего не пропало, все отлично. Примета не
сработала. Но последнее слово на последний сантиметр – это высший пилотаж
высших сил, не иначе. И вновь мистика в присутствии Руднева.
ГЛАВА 4. Я «подснежник» - числюсь в обкоме ДОСААФ,
работаю на ТВ.
Отработал я год, и попросили
меня уволиться. Сидел я на декретной ставке Любы Дериглазовой, она вышла из
декрета, ее ставку нужно было освободить. Свободных штатных мест не было, и
Шляк предложил мне поработать «подснежником» - числиться в обкоме ДОСААФ, а
работать на студии – но уже в редакции пропаганды. Валера Шатров расписал мне
обком ДОСААФ, как что-то мутное, неприятное – ему там пришлось поработать – и
испортил мне настроение. Изрядно испортил. Еду в автобусе октябрьским вечером в
депрессивном состоянии – завтра идти в какую-то непонятную организацию, к
незнакомым людям, оформляться. Оказалось, огорчался я зря. Жизнь в эти два
года, что я числился инструктором в Добровольном Обществе Содействия Армии и
Флоту, была замечательной. В новом ведомстве я появлялся только раз в месяц за
зарплатой. Начальник отдела говорил, что хотел бы меня видеть чаще, но я
ссылался на огромную занятость – встречи, написание сценария, съемки, монтаж. В
виде отчета сдавал ему свои сценарии прошедших в телевизионном эфире программ –
о Героях Советского Союза, о видах спорта, которые курировал обком ДОСААФ. На
студии же хотели меня видеть в понедельник и вторник на летучке, но я терпеть
не мог просиживать штаны на разборе передач, и так как внештатника никто не мог
заставить ходить на летучку, то я от этой обязанности штатных редакторов
уклонялся, ссылаясь на то, что я должен в это время присутствовать в
ДОСААФ, а сам посвящал утро бегу трусцой и йоге. В общем, у меня появился более
свободный график. И денег я стал получать больше. Как внештатный автор я имел
право на безлимитный гонорар. Если штатный работник мог получить гонорар за
передачи не больше 75 процентов от своей редакторской ставки (у меня в новостях
эта сумма вместе со ставкой составляла 210 рублей), то у внештатного корреспондента
размер гонорара не ограничивался. Ему могли выписать и 100, и 150 рублей
гонорара. Могли и 300, но такой суммы я никогда не получал. То есть, я стал
зарабатывать больше. И с председателем обкома Иваном Пономаревым мы нашли общий
язык. Можно сказать, у нас возникла симпатия – на почве разговоров о системах
оздоровления.
В это время у меня были две
программы: «Встреча с Героем Советского Союза» и «Кто встанет в строй». Шел
1980-й год, и многие герои Великой Отечественной войны были живы. Я встречался
с ними у них дома, а затем приглашал на запись в студию. Разговор перемежался
кинокадрами – я предварительно отсматривал в кинозале документальные фильмы,
выбирал подходящие фрагменты. Кинозал располагался там, где сейчас две комнаты
звукорежиссеров. Сидишь утром один в кинозале, киномеханик запускает для тебя мир,
который ушел в прошлое. И ты один на один с этим миром. Кажется, что этот мир
входит в тебя, ты становишься его частью. Незабываемое чувство. В кинотеатре у
меня никогда такого чувства не возникало.
«Кто встанет в строй» - программа о тех, кто
занимался военно-техническими видами спорта, которые курировало ДОСААФ. Это
вертолетчики, планеристы, парашютисты, картингисты, авиамоделисты,
радиолюбители, мотогонщики, автогонщики, спортсмены из Клуба служебного
собаководства. ДОСААФ – общество полувоенное, и организовать съемки было легко.
Я говорил председателю, кто мне нужен. Он давал команду, все брали под козырек
и ждали меня с распростертыми объятиями. Вспоминается, как классно меня
разыграли в этот период работы радиолюбители. Но обман вскрылся лет через
шесть, и то случайно. Приехали мы с Петром Сидневым к радиолюбителям НЭТИ –
снимать, как они общаются в радиоэфире с коллегами из разных городов СССР. Если
повезет, то снимем и разговор с кем-нибудь из-за рубежа. И вот сидим в
маленькой комнате общежития, ждем. Студенты НЭТИ готовят аппаратуру. Сидев
настроен скептически. «Можем просидеть целый день, - говорит он, - и никто на связь
и не выйдет». И вот летят в эфир позывные. Проходит несколько минут – есть
«поклевка» - раздается голос: радиолюбитель из Мурманска. Сиднев торопливо
включает камеру. Поговорили с Мурманском. И вновь «клюет» - голос из
Хабаровска. Связь четкая, громкая. Поговорили с Хабаровском. Сиднев повеселел.
И вот третий город в эфире – Свердловск. Снимаем разговор и с этим городом. Да,
с иностранцем мы в этот день не поговорили, но три города – это отлично,
замечательно. В то время вот так запросто поговорить с тремя городами –
фантастика. До эры сотовых телефонов еще было далеко. Нужно было идти на почту
на переговорный пункт, заказывать переговоры, долго сидеть, ждать, когда тебя
пригласят в кабинку к телефону – процесс был муторный. А тут, не выходя из
общаги – поговорили с тремя городами. Эти разговоры украсили мою передачу. Лет
через шесть повстречался я в компании с одним парнем. Он и выдал секрет такой
активной «радиопоклевки». Оказывается, он и двое его друзей сидели в соседней
комнате, и выходили с нами на связь, якобы, из Мурманска, Хабаровска и
Свердловска. Вот почему связь была такой четкой. Ребята решили нам подыграть –
ведь можно было посылать позывные целые день, а в ответ никто бы не откликнулся
– и спасли мою передачу. И главное – сыграли натурально, будто и взаправду
находились в тех городах. О погоде, например, говорили очень уверенно,
подробно. Я пожал парню руку – за достоверный обман.
Издательство ЦК ДОСААФ
заказало Новосибирскому обкому ДОСААФ книгу. Она должна была выйти под именем
председателя обкома Ивана Пономарева. Но написать ее был должен я. Для того,
чтобы облегчить себе задачу, я решил убить двух зайцев – и снять программу о
военно-технических видах спорта, обо всех сразу, такого Новосибирский обком еще
не видывал, это были грандиозные съемки, - и собрать материал для книги. На
Бердском аэродроме по приказу полковника собрались все спортсмены, какие только
были у обкома ДОСААФ. Студия телевидения пригнала на на аэродром Передвижную
Телевизионную Станцию. Два дня мы записывали программу. Из этих съемок я
смонтировал две полуторачасовые передачи «Кто встанет в строй». И эти съемки
легли в основу книги, которой я дал такое же название. Иван Пономарев прочитал
рукопись, одобрил. Командировал меня в Москву в издательство ЦК ДОСААФ. Молодая
женщина, редактор разбила мою рукопись в пух и прах. Заявила, что все нужно
переделать. Я уперся, сказал, что не исправлю ни строчки, что ее претензии вне
всякой логики. Расстались мы с ней врагами. Пошел я к главному редактору
издательства, это был мужчина лет пятидесяти, сказал о своей позиции. К моему
удивлению, он взял мою сторону, и книга была напечатана такой, какой я ее
написал. Полковник Пономарев сиял – под его именем вышла книга. (В конце книги было указано – «Литературная
запись Игорь Николаевич Муренко»). Его симпатия ко мне многократно
увеличилась. Командировка же моя оказалась не только результативной, но и
чрезвычайно приятной. Из Москвы я на десять дней улетел в Крым, в Феодосию.
Стоял конец июня, в пшеничных полях горели красные фонарики маков, вдоль
дороги, словно сибирские ранетки, стояли черешневые деревья со спелыми плодами,
море было теплым, на пляже звучали песни Адриано Челентано, которые были
особенно популярны в это время, я купался, загорал, обследовал местные
достопримечательности. И здесь в Крыму узнал, что самое замечательное место на
земле – Новосибирск. Старушка, которая переехала из нашего города к детям в
этот благословенный (по мнению сибиряков)
край, изругала его последними словами. И погода-то несколько раз на дню
меняется – то солнце, жарко, и вдруг похолодало и ливень, и ты весь промок. И
вновь жара, и вновь холод – не знаешь, во что одеваться для работы в поле. В
домашнем саду все плохо растет – две трети территории занимает камень. И
майский жук одолел, все сжирает. Три раза в день приходится обходить сад,
снимать жуков с растений и бросать их в банку с керосином. И люди здесь меньше
живут, чем в Сибири. Старушка предложила мне удостовериться в этом на местном
кладбище. До 60-ти мало кто доживает. Особенно сибирякам здесь не климат,
быстро умирают.
- А Новосибирск, - сказала
она, - это волшебное место. Иду я утром в апреле на работу, а ручейки под снегом
шуршат – будто шепчутся. А ты взаправду из Новосибирска или разыгрываешь меня?
- Взаправду, взаправду.
- Ну, дай я тогда тебя
обниму.
ГЛАВА 5. Я перехожу в детскую редакцию.
Написал я повесть-сказку и
дал ее почитать режиссеру студии Нелли Култышевой. Ей повесть понравилась, она
отдала рукопись Главному редактору художественного вещания Людмиле Ведищевой.
Той тоже понравилось, а так как в это время освободилась редакторская ставка в
редакции передач для детей и юношества, то она предложила мне занять это место.
На телевизионном экране я рассказал обо всех спортсменах ДОСААФ, начинать по
второму кругу не хотелось, и я перешел в детскую редакцию. В то время там
работали: Валерий Шатров (старший редактор), Валентина Новикова, редактор, Людмила
Яровенко (старший режиссер), Наталья Полякова, режиссер. Моим первым сценарием
в этой редакции стал сценарий постановочной передачи «Есть у песенки друзья».
Точнее – цикла передач. Они должны были выходить раз в месяц. Сюжетный ход был
таким – на нашу планету прилетают инопланетяне Мейс и Пикча. Они ничего не
знают про музыку и музыкальные инструменты. Им об этом рассказывают дети и
ведущая Татьяна Петрова (преподаватель музыкального училища), и поют для них
песни. Каждая передача начиналась с песенки, которую мы написали вместе с
редактором музыкальной редакции Ольгой Ковалевой. Я написал слова, она музыку.
У песенки был такой припев:
Есть у песенки друзья
Это ты, это я
Тот, кто песенку поет,
Весело живет
Художнику Владимиру Кирленко
заказали рисунок для первой передачи – на Землю прилетают инопланетяне. В
большой студии расстилалась синяя ткань – по ней и ходили инопланетяне. Одна
камера брала в кадр рисунок Владимира Кирленко, по нему-то и ходили гости с
другой планеты. Наложение рисунка на синюю ткань называлась «маска».
Создавалось полное впечатление, что для большой студии были созданы большие,
красочные декорации. А на самом деле – это была лишь проекция на синий фон
небольшого рисунка художника. Для инопланетян наш постановочный цех
(руководитель Александр Ческидов) пошили костюмы. Шили на актеров ТЮЗа Наталью
Орлову и Сергея Александровского. Режиссером передачи пригласили Нелли
Култышеву из музыкальной редакции. В день записи программы, по-моему, все
работники студии приходили на пульт посмотреть на необычное, красочное действо
– прилет инопланетян. В то время умы будоражили истории уфологов, одни верили в
то, что инопланетяне к нам прилетают, другие нет. Статьи про контакты с
внеземными цивилизациями горячо обсуждались. Многие надеялись, и я, в том
числе, что ядерной войны между нами и США не будет – Высший Разум этого не
допустит. Плюс было и своеобразное фрондерство, противовес тезису «Партия – наш
рулевой». Всем уже захотелось, чтобы нами рулила не партия в лице дряхлых
руководителей, а высокотехнологичные инопланетяне. Возможно, еще и поэтому премьера
программы прошла с огромным успехом. По редакционному телефону было очень много
звонков с хвалебными отзывами. Мне, как автору, было приятно. Программа шла
целый год, и от передачи к передаче ее успех только нарастал. У нас произошли
замены. Нелли Култышеву на режиссерском мостике сменила Людмила Яровенко.
Наталью Орлову - Светлана Яковенко, тоже актриса ТЮЗа.
Параллельно я делал еще
несколько программ. Моей редакторской отработкой (за зарплату) была передача
«Куда пойти учиться». В студию приглашались руководители и учащиеся
Профессионально-технических училищ и техникумов, и рассказывали, какие
специальности можно у них получить. Программа писалась на видео, затем отдавалась
на редактирование цензору. Многие ПТУ были связаны с секретными заводами –
поэтому директора старались следить за своими словами, дабы не выдать военную
тайну, но все равно что-то да выскакивало. И тогда цензор подчеркивала
несколько слов – это убрать, и это убрать. Я отправлялся в цех видеозаписи, и
инженеры подтирали звук этих слов. Изображение оставалось, а звука не было. В
эфире это выглядело смешно. Например, директор училища говорил: «Наши
выпускники будут работать на предприятиях…». А на каких предприятиях зритель
мог только догадаться – в кадре директор беззвучно шлепал губами. И так в
передаче могло быть несколько раз. Однажды директор так увлекся, что начал
описывать кругосветное путешествие своего выпускника на подводной лодке. В то
время побывать за рубежом, да еще в капстране, да еще в кругосветке для
подавляющего большинства граждан СССР было невозможно. Поэтому директор,
заманивая в свое ПТУ, обещал выпускникам загранку – правда, на подводной лодке
и во время службы в армии. Мол, наши ребята так технически подготовлены, что их
с удовольствием берут на подводный флот. Он расписывал все прелести этого
военного, секретного похода, а я – ведущий программы – давился от смеха,
представляя, как в эфире этот директор будет очень много беззвучно шлепать
губами.
Что интересно – не всегда
руководство училищ и техникумов охотно шло на эту передачу. Часто мне
приходилось их уговаривать. Да, на рекламу на телевидении – бесплатную! – приходилось
буквально зазывать. Мало того, каждому директору или заместителю директора еще
и платился гонорар – небольшой, но на бутылку коньяка и закуску хватало. Как-то
я в сердцах сказал: «Погодите, вы еще вспомните это время. Не всегда
телевидение будет вам платить. Это вы будете отстегивать большие суммы за
пребывание на экране». Это было в 1982-86 годах. Так вскоре и произошло.
Правда, теперь ни одно из училищ не сможет оплатить 45-минутную передачу на ТВ.
Летом мы работали в пионерских
лагерях. Рассказывали и показывали, как отдыхают дети. Пригоняли ПТС и УРАЛ
(электростанцию) и писали - соревнования в бассейне (бассейн, правда, был далеко не во всех лагерях), на спортплощадке, конкурсы
и интервью в живописных уголках. Обедом нас лагерь кормил бесплатно – так было
принято. Звукорежиссер Юрий Фомичев смеялся: «Во время записи видно всего
несколько человек, а как в столовую – тридцать топает». Видимая часть – ведущий
программы, режиссер, четыре оператора, ассистент звукорежиссера, помощник
режиссера, рабочие-постановщики. Невидимая часть (они находились в автобусе
ПТС) – звукорежиссер, инженеры ПТС, инженеры видеозаписи, механики, водители
всех наших автомашин. Так что, действительно, орава нахлебников была большая. Однажды
нас даже угостили полдником – чай с булками из канадской пшеницы. Они нам
показались необыкновенно вкусными – потому что в этот год была напряженка с
хлебом. В стране был неурожай, пока договаривались с Канадой, возникли перебои.
И все думали, что проблемы именно из-за неурожая. А что, когда урожай, то нам
своего зерна хватит. Ан, нет. Когда Советский Союз распался, выяснилось, что
своего зерна нам всегда не хватало, что мы постоянно закупали его за границей.
Вот тебе и поднятая целина, и высокопроизводительные колхозы и совхозы.
В 1983 году я написал
сценарий новой постановочной программы для детей дошкольного возраста –
«Контрольная по физкультуре». Дети выполняли несложные гимнастические упражнения,
а жюри, состоящее только из детей, их оценивало. Все это выглядело бы не так
занимательно, если бы в конкурсе не участвовал Карлсон, который живет на крыше.
Конечно, он все делал неправильно, получал мало баллов, огорчался – и, тем
самым, веселил малышей – участников программы. Довольно сложной задачей было –
подготовить жюри. Я и инструктор областного врачебно-физкультурного диспансера
Наталья Нуркевич (впоследствии Карнаухова) приезжали в детский сад, выбирали
пятерых ребятишек и учили их – за что нужно показывать пять флажков (оценка
пять), за какие ошибки четыре флажка (оценка четыре) и так далее. Остальные
ребятишки разучивали упражнения, которые будет нужно выполнить на записи
конкурса. Воспитатели все запоминали и затем готовили детей уже без нас.
Для передачи нужен был
спортивный зал с красивым покрытием на полу. Да еще пускавший бы нас раз в
месяц на запись программы. Найти такой – задачка была не из легких. Выручила
режиссер из новостей Людмила Долгая. Ее муж – Михаил Долгий – начальствовал в
Спортивном Клубе Армии, который находился в Военном городке. У него в спортзале
на полу был красивый финский мат для занятий дзюдо. Я поехал к майору Долгому
на переговоры, он дал свое согласие, но поставил жесткие временные рамки – от
сих и до сих. Далее занимаются дзюдоисты.
Встал вопрос о спортивном
костюме для ведущего – то бишь, для меня. В то время его купить можно было
только по блату. Подключился заведующий постановочной частью студии Александр
Ческидов. Через какую-то базу достал – но без брюк. И не мой размер. Пришлось
ушивать. А вместо спортивных брюк на мне были советские джинсы. На экране,
правда, выглядело неплохо.
Роль Карлсона исполняли два актера ТЮЗа (в
зависимости от того, кто был свободен от репетиций и спектаклей в театре) –
Григорий Шустер и Владимир Соколов. Для них костюм шить не пришлось. В театре
шел спектакль «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» и одежда была со спектакля.
Первая часть программы
называлась «Разминка». Ее проводила Наталья Нуркевич. Карлсон все делал с
ошибками – и ребятишки – участники разминки и зрители – покатывались со смеху.
Уже на первой передаче я понял, что такой сценарный ход был правильным - без этого
сказочного персонажа все было бы мертворожденным. Вторая часть – собственно
конкурс. Карлсон набирал, конечно, меньше всех баллов и проигрывал всем. Победитель
выходил в финальную часть. Всем малышам-телезрителям мы давали на месяц
домашнее задание – из упражнений. А чтобы они не забывались, каждую неделю по
средам и пятницам мы показывали пятиминутную «Памятку «Контрольной по
физкультуре». И все дети города дома начали заниматься физкультурой – вместе с
Карлсоном. Об этом нам сообщали по телефону радостные родители. Вскоре уже все
детские сады города смотрели эту передачу и с удовольствием соглашались в ней
участвовать. А победитель каждой программы на месяц становился звездой – дважды
в неделю в «Памятке» мы показывали его фото, как участника финала.
Не обошлось и без проблем. В
спортзале случались аварии – отключали отопление. Приезжаем на запись, а в зале
плюс десять. А дети-то должны сниматься в трусиках и маечках. И так было раза
три или четыре за год. Я и режиссер Людмила Яровенко долго совещаемся с
воспитателями – что делать? Работаем в таком холоде или нет? Воспитатели дают
«добро». Держим ребятишек в пальтишках и шубках, и лишь с командой «мотор»
выпускаем их на запись. При каждой паузе одеваем. Нервотрепка еще та. И детей
жалко, не хочется, чтобы простудились, и программу нельзя отменить. Каждый
месяц в день назначенный должна выходить новая, с новым участником финала. А
приехать в спортзал дня через два или три, когда наладят отопление, невозможно.
Технику (ПТС) заказываем за полтора-два месяца, и получить ее я могу только раз
в месяц.
Для финальной передачи я ввел
еще двух сказочных персонажей – злодеев, которые захотели помешать ее провести.
Отдал сценарий актерам за неделю до записи. И вдруг накануне вечером звонит мне
актер – он заболел. Удар под дых. Начинаю лихорадочно соображать, кто смог бы
заменить, выручить. Звоню Алексею Самолетову, выпускнику театрального училища.
Он согласен. Приехал на запись, прочитал текст – и все прошло нормально. До сих
пор я благодарен Алексею за тот смелый прыжок в телевизионный омут. И омут этот
в дальнейшем увлек Алексея, он бросил театр, перешел к нам, на студию в конце
80-х в качестве ассистента режиссера. Затем переквалифицировался в репортера
новостей, с годик поработал в этом пространстве и – перебрался в Москву на
канал «Россия». Там стал заметным журналистом, готовил репортажи о захвате
заложников Шамилем Басаевым, проявил личное мужество, имеет государственные
награды…. Ну, а победила в финальной программе шестилетняя Ольга Пантюхина.
Память сохранила имя этого триумфатора из детского сада.
В работе над программой
возникла забавная история. Участвовала в ней и дочка Главного редактора
информационного вещания Владимира Вершинина, ходившая в один из детских садов,
участвовавших в конкурсе – четырехлетняя Анна Вершинина. И влюбилась в
ведущего. И каждый вечер перед сном вместо сказки просила отца рассказать про
Игоря Николаевича. И Владимир Васильевич Вершинин вынужден был что-то
придумывать про меня, рассказывать какую-то историю. И так продолжалось года
два, из вечера в вечер. Об этом мне говорила его жена, мать Анны – Татьяна
Вершинина, журналист студии. Встретимся с ней – она мне: «Да, да – все еще
рассказываем о тебе. Уже очень устали, уже очень надоело». Думаю, поэтому
Владимир Вершинин был против того, чтобы я из детской редакции перешел в
новости, которыми он командовал. Но руководство было непреклонно, я вновь
оказался в новостях. И Вершинин всегда смотрел на меня удивленно. Казалось, его
взгляд говорил – и что она в нем нашла? А между тем, Анна продолжала просить
рассказать про Игоря Николаевича, и Вершинин рассказывал – уже про своего
подчиненного. Если учесть, что в первый свой заход в редакцию новостей, мы с
ним, как с руководителем, не сработались – то эта ситуация выглядела довольно
таки забавной.
Коротко о моих театральных делах.
«ШУТКИ В ГЛУХОМАНИ» - в 50 профессиональных театрах России и стран СНГ (на момент 2016 года). Спектакли по этой пьесе стали лауреатами фестивалей в Новосибирске, Иркутске, Перми, Кирове, Самаре, Твери, Йошкар-Оле, Ульяновске, Мурманске, Барнауле, Омске, Сызрани, Тобольске, Ханты-Мансийске, Пскове, Тюмени, Комсомольске-на-Амуре, Санкт-Петербурге, Москве, в Узбекистане, Казахстане, Болгарии и во Франции. В марте 2015 года пьеса поставлена в Литве (город Биржай). Несмотря на то, что автор из России, премьера прошла с огромным!!! успехом. Это говорит о победе народной дипломатии.
В Санкт-Петербурге на 2-ом Всероссийском фестивале-конкурсе любительских театров «Невские театральные встречи - 2016» Гран-При и Приз зрительских симпатий завоевал спектакль «ШУТКИ В ГЛУХОМАНИ» Объячевского народного театра имени Г.Д. Горчакова, Республика Коми, Прилузский район, село Объячево.
Пьеса «ОТЧЕ НАШ» - в Новосибирском Областном драматическом «Старый дом». Показана в эфире Государственной телерадиокомпании «Новосибирск». Стала лауреатом фестиваля в Украине (Одесса).
Пьеса «ПРИЗВАНИЕ - УБИЙЦА» - в Новосибирском Государственном Молодежном академическом театре «Глобус». Стала лауреатом Международного Рождественского фестиваля в Новосибирске.
Пьеса "АКТРИСА НОЧЬЮ" в театре "САНТ" г. Актау Республики Казахстан.
Пьеса "СЕМЕЧКО ТЫКВЫ" - на Новосибирской студии телевидения (ныне ГТРК "Новосибирск"), а также на сцене МАУ ГЦНК «Приморье» детской театральной студией "Софит" из школы № 3 поселка им. С. Лазо Дальнереченского района Приморского края.
Пьеса «F 1 – ПОМОЩЬ. ПАМЯТИ WINDOWS 2000» - в Белоруссии, в молодежном театре «На филфаке» Белорусского государственного университета и была представлена на Международном фестивале студенческих театров «Тэатральны куфар 2009» в Минске.
Пьеса «КОРОЛЕВА ЛИР» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «БАБУИН И ДЕМБЕЛЬ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «МУСОРНЫЕ БЯКИ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «СЫН ПРИЕХАЛ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «КЛАД КРЕМ или ПРИЕМ ВЕДЕТ ПСИХОЛОГ» победила на Международном конкурсе современной драматургии "Время драмы, 2014, осень". Участвовало 156 авторов (243 пьесы) из 10 стран: Израиль, Англия, США, Украина, Белоруссия, Казахстан, Германия, Швейцария, Латвия, Россия. Подтверждение информации на сайте конкурса – здесь - http://www.theatre-library.ru/contest?s=2014-3&res=first
Пьеса "КОМЕДИЯ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ" вошла в шорт-лист Международного конкурса современной драматургии "Время драмы, 2015, весна". Участвовали авторы из 9 стран: Германии, Дании, Израиля, Италии, Швейцарии, Латвии, Белоруссии, Украины, России. Пьеса поставлена в Челябинском Молодежном театре "ГлаголЪ". Премьера состоялась 16 марта 2016 года. Спектакль победил в Магнитогорске на фестивале молодежных театров в апреле 2016 года. И победил в Челябинске на театральном фестивале "Весна студенческая 2017". Пьеса поставлена и в народном театре села Бердюжье Тюменской области в мае 2017 года.
Пьеса "МУЖИКИ ЛЕТЯТ НА ПИРОГИ" названа победителем Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето». Участвовали авторы из Украины, Кыргызстана, Беларуси, Молдовы, Латвии, Германии, Израиля, Канады, Франции, США, России. Пьеса поставлена в народном театре села Парабель Томской области.
Печатался в журнале «Современная драматургия», в сборниках «Авторы и пьесы», «Мы выбираем Новосибирск».
Один из соучредителей Секции драматургов при Авторском Совете Российского Авторского Общества.
Участник лаборатории драматургов, режиссеров и критиков Урала, Сибири и Дальнего Востока, семинара драматургов России в Рузе, семинара молодых драматургов СССР.
Один из победителей конкурса пьес Sib-Altera (пьеса «Актриса ночью»).
Мои пьесы поставлены:
«ШУТКИ В ГЛУХОМАНИ» - в 50 профессиональных театрах России и стран СНГ (на момент 2016 года). Спектакли по этой пьесе стали лауреатами фестивалей в Новосибирске, Иркутске, Перми, Кирове, Самаре, Твери, Йошкар-Оле, Ульяновске, Мурманске, Барнауле, Омске, Сызрани, Тобольске, Ханты-Мансийске, Пскове, Тюмени, Комсомольске-на-Амуре, Санкт-Петербурге, Москве, в Узбекистане, Казахстане, Болгарии и во Франции. В марте 2015 года пьеса поставлена в Литве (город Биржай). Несмотря на то, что автор из России, премьера прошла с огромным!!! успехом. Это говорит о победе народной дипломатии.
В Санкт-Петербурге на 2-ом Всероссийском фестивале-конкурсе любительских театров «Невские театральные встречи - 2016» Гран-При и Приз зрительских симпатий завоевал спектакль «ШУТКИ В ГЛУХОМАНИ» Объячевского народного театра имени Г.Д. Горчакова, Республика Коми, Прилузский район, село Объячево.
Пьеса «ОТЧЕ НАШ» - в Новосибирском Областном драматическом «Старый дом». Показана в эфире Государственной телерадиокомпании «Новосибирск». Стала лауреатом фестиваля в Украине (Одесса).
Пьеса «ПРИЗВАНИЕ - УБИЙЦА» - в Новосибирском Государственном Молодежном академическом театре «Глобус». Стала лауреатом Международного Рождественского фестиваля в Новосибирске.
Пьеса "АКТРИСА НОЧЬЮ" в театре "САНТ" г. Актау Республики Казахстан.
Пьеса "СЕМЕЧКО ТЫКВЫ" - на Новосибирской студии телевидения (ныне ГТРК "Новосибирск"), а также на сцене МАУ ГЦНК «Приморье» детской театральной студией "Софит" из школы № 3 поселка им. С. Лазо Дальнереченского района Приморского края.
Пьеса «F 1 – ПОМОЩЬ. ПАМЯТИ WINDOWS 2000» - в Белоруссии, в молодежном театре «На филфаке» Белорусского государственного университета и была представлена на Международном фестивале студенческих театров «Тэатральны куфар 2009» в Минске.
Пьеса «КОРОЛЕВА ЛИР» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «БАБУИН И ДЕМБЕЛЬ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «МУСОРНЫЕ БЯКИ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «СЫН ПРИЕХАЛ» - на ГТРК «Новосибирск».
Пьеса «КЛАД КРЕМ или ПРИЕМ ВЕДЕТ ПСИХОЛОГ» победила на Международном конкурсе современной драматургии "Время драмы, 2014, осень". Участвовало 156 авторов (243 пьесы) из 10 стран: Израиль, Англия, США, Украина, Белоруссия, Казахстан, Германия, Швейцария, Латвия, Россия. Подтверждение информации на сайте конкурса – здесь - http://www.theatre-library.ru/contest?s=2014-3&res=first
Пьеса "КОМЕДИЯ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ" вошла в шорт-лист Международного конкурса современной драматургии "Время драмы, 2015, весна". Участвовали авторы из 9 стран: Германии, Дании, Израиля, Италии, Швейцарии, Латвии, Белоруссии, Украины, России. Пьеса поставлена в Челябинском Молодежном театре "ГлаголЪ". Премьера состоялась 16 марта 2016 года. Спектакль победил в Магнитогорске на фестивале молодежных театров в апреле 2016 года. И победил в Челябинске на театральном фестивале "Весна студенческая 2017". Пьеса поставлена и в народном театре села Бердюжье Тюменской области в мае 2017 года.
Пьеса "МУЖИКИ ЛЕТЯТ НА ПИРОГИ" названа победителем Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето». Участвовали авторы из Украины, Кыргызстана, Беларуси, Молдовы, Латвии, Германии, Израиля, Канады, Франции, США, России. Пьеса поставлена в народном театре села Парабель Томской области.
Печатался в журнале «Современная драматургия», в сборниках «Авторы и пьесы», «Мы выбираем Новосибирск».
Один из соучредителей Секции драматургов при Авторском Совете Российского Авторского Общества.
Участник лаборатории драматургов, режиссеров и критиков Урала, Сибири и Дальнего Востока, семинара драматургов России в Рузе, семинара молодых драматургов СССР.
Один из победителей конкурса пьес Sib-Altera (пьеса «Актриса ночью»).
Все пьесы можно прочитать в
Интернете здесь
а
также на сайте театральной библиотеки Сергея Ефимова
и на сайте театральной библиотеки Александра
Чупина.
